Он нашел ее, подключил все свои связи. И теперь с презрением смотрел, как она давится слезами, гневно выкрикивая:

— А что мне оставалось делать? Что? Он начал резать Эльдара при мне, — она сжала виски, потерев пальцами, а потом с возмущением выдохнула: — Это был единственный выход. Единственный! Я же забрала заявление! Почему вы так со мной?

Женщина шмыгнула носом и горько заплакала. Через несколько минут справилась и умоляюще пролепетала:

— Простите. Пожалуйста! У меня… не было выхода. Не было!

Мужчина посмотрел по сторонам, отмечая голые стены, беспорядок на столе, где стояла бутылка водки, опустошенная наполовину, открытые консервы, запах которых не давал нормально дышать, вызывая рвотный рефлекс, сковородка, где еще лежало несколько жареных яиц, и засохшие куски хлеба. Дмитрий никогда бы не подумал, что его секретарь может жить в таких условиях. Впредь он будет узнавать семейное положение своих сотрудников, их проблемы, чтобы знать, что можно от них ожидать. Он так всегда поступал, не трогая только бухгалтера и секретаря, но теперь наступила и их очередь. Второй ошибки он не допустит. Как правило, враги ищут слабые места, и у него их нашли.

Картунов с недовольством перевел взгляд на пол, где храпел пьяный мужик, которого он вырубил, когда тот попытался требовать, чтобы Дмитрий убрался из его дома. Тяжело вздохнул и потребовал:

— Опиши его.

Женщина вытерла слезы и пробурчала:

— Высокий, крупный мужчина, постриженный под нулевку, на руках и груди наколки. Уверена что зек. По таким сразу видно, они как будто дикие голодные волки в поисках бесплатной наживы, — с презрением начала она. Немного задумавшись, она поднялась со стула и хрипло прошептала: — Дмитрий Андреевич, скажите, а вы не прогоните меня? Я одна оплачиваю коммуналку, кредиты мужа, покупаю еду. Мне нужна эта работа. А Эльдар… ему сейчас тяжело. И когда он не пьет, очень хороший. Я не смогу без него. Пожалуйста.

Картунов некоторое время смотрел на женщину, в глазах которой застыли отчаянье и мольба, а потом направился на выход, не желая видеть и слышать ее.

Хлопнув дверью, оказался во дворе, где, не прекращая, лаяла овчарка, прыгая у будки, желая освободиться от цепи, чтобы накинуться на нежеланных гостей. Дмитрий не обращая внимания, кивнул мужикам, и пошел к калитке, за которой стояла его машина.

«Надо же какой мужик умный: его отправил на разборки с сотрудницей, предъявившей обвинение в изнасиловании, а его жену с сыном заманил в ловушку и похитил. Сволочь».

Послышался гудок телефона. Картунов достал из внутреннего кармана крутой мобильник, и произнес сухим голосом.

— Говори.

— Саня в больнице, вроде приходит в себя. Нож прошел мимо сердца. Счастливчик.

— Хорошо. Я еду, — только хотел отключить связь, как вдруг вспомнил и спросил: — Что с матерью Ксении?

— В больнице. Остановка сердца. Врачи вытащили из того света. Жить будет.

Мужчина открыл калитку и повернулся, замечая, как шевельнулась шторка. Раиса стояла у окна, провожая его отчаянным взглядом.

«Сама виновата», — подумал он и продолжил разговор:

— Понял. Еще что-то?

— Отряд Воронцова ищет этого ублюдка. Всех подключили. И твоего двоюродного брата нашли.

— Где?

— Недалеко от леса. Был полностью голый и умер от переохлаждения.

— А одежда? — уточнил Картунов, даже не удивляясь такой отвратительной смерти двоюродного брата. Он всегда хотел жить на халяву за чужой счет. Поплатился.

— Рубашку нашли через километр от его трупа, а потом еще через метр брюки. В общем, не сам он решил побегать голышом морозным утром.

— Это понятно. Спортсменом он никогда не был. Значит, тоже этот зек постарался.

— Да, Кротов ходил к жене, та рада, что муж умер, и заявила, что ничего не может рассказать, так как он бросил ее ради малолетней шлюхи. Евгений нашел его молодую любовницу на какой-то съемной хате, на подобии притона и за деньги она поделилась, что три года назад Валерий до ужаса боялся выходить на улицу, опасаясь за свою жизнь, так как не вернул долг Борзому.

— Борзый… — задумчиво повторил Дмитрий, остановившись у черного внедорожника, замечая людей, поглядывающих из-за деревьев. Они с опаской наблюдали, но не приближались.

— Да, а потом обрадовался, сказал, что со всем справился, и теперь можно жить дальше ничего не боясь. Намекнул, что тот получил по заслугам и теперь обитает там, где должен быть.

— И, видно, Борзый нашел его и потребовал должок, — задумчиво высказал свое мнение Картунов.

— Тоже так считаю. Думаю, Валерий поделился, что ему причитается доля в наследстве, обещая выплатить долг. Но ему ничего не перепало, и он посчитал, что нужно провернуть дело с Ксенией. Он знал, что тебе ничего не нужно, поэтому решил надавить на нее, посчитав легкой мишенью.

— Получается так. Все же, он идиот. На чужое так нагло ручонки положил и еще в счет долга отдал. Как был дураком, так и помер им.

— Да, и вот еще что. Соседка Ладкиной Ларисы Васильевны, матери Ксении, поделилась, что ей тоже угрожали. По описаниям — Борзый. Призналась, что все сделала, чтобы вызвать девушку сюда, действуя через тетку.

— Понятно. Знаешь, что настораживает? Такой умный, а везде засветился, — задумчиво проговорил Картунов.

— В том то и дело. Либо считает, что его не поймают…

— Либо крыша у него хорошая.

— Или шантаж…

— Ладно, уже через час вылетаем. Так что ищите.

— А что с деньгами?

— Со мной… для подстраховки, чтобы в любом случае спасти мою семью. Но нужно узнать место до того, как он отвезет их на место встречи. Там будет сложнее.

— Что нужно?

— Попробуй найти все, что знаешь про Борзого, а еще загляни к Вотрянкову, он в курсе про всех матерых волков, какие побывали и есть на зонах, а если не знает, то пусть поспрашивает у своих. И давай Крота подключай. Пусть роет все по этому пахану, и про братца моего не забудет, кому он там долг должен был, и чем тот ему помог. Тогда шанс будет, что найдем.

— Понял, — резко сказал Стас и отключился.

Дмитрий сел в машину и посмотрев на Астахова, сидящего за рулем, приказал:

— Давай до аэропорта.

ГЛАВА 22

Сын снова заплакал, и уже не помогали мои уговоры, сказки. Я с яростью долбилась в дверь, ломая себе бедра, руки, но не было результата. Сломала ногти, пытаясь повредить ручку.

Паника. Бешеная страшная. Казалось, меня всю выворачивало от страха. Я выла, скулила, ревела, кричала — сходила с ума от того, как там плачет мой сын.

Внезапно послышался стук двери, и я начала вновь тарабанить, громко исторично выкрикивая:

— Откройте! Моему ребенку плохо! Откройте!

Дверь распахнулась, с грохотом ударяясь о стену. Застыла словно статуя, когда увидела его, такого злобного, безжалостного с ненавистью в глазах. Он дернулся ко мне и вцепился за волосы, дергая, причиняя адскую боль. Швырнул в сторону, отчего упала на ламинат, отползая назад, наблюдая как мужчина достал нож и рявкнул:

— Тебе язык отрезать, чтобы не кричала?

Понимала, что он может меня сейчас прирезать, но словно отключилось чувство страха. Мне уже ничего не нужно было, только увидеть ребенка, успокоить, прижать к груди.

— Пожалуйста. Малыш… ему плохо. Можно увидеть? — умоляла, готовая на все, чтобы только мне отдали моего сына.

Мужчина недовольно посмотрел на меня, и, отмечая нездоровый блеск, усмехнулся. Он получал удовольствие от того, когда мне плохо, когда беспомощна и готова на все. Подошел к туалету и открыл. Я с надеждой начала ползти вперед, но услышала яростное шипение:

— Сиди на месте!

Послушалась, чувствуя, как меня колотит. До боли вцепилась в свои бедра, ощущая ком в горле. Мужчина наклонился и вытянул сына, такого маленького и запуганного, что было невыносимо смотреть. Разревелась, не в силах держать поток эмоций.

Садист, словно котенка за шиворот, держал в воздухе моего мальчика, а он барахтался, затравленно поглядывая по сторонам. Увидев меня, заплакал, вытягивая ручки ко мне.